Николай АВЕРЮШКИН: Никому никогда не надо опускать руки

Выход фильма Карена Шахназарова "Мы из джаза" был принят на ура. На широком экране картину ждал оглушительный успех. По опросу журнала "Советский экран" в 1983 г. "Мы из джаза" назван лучшим фильмом. В прокате его посмотрели 17,5 млн зрителей. Картину купили 26 стран.

Четверка джазменов - Игорь Скляр, Александр Панкратов-Черный, Николай Аверюшкин, Петр Щербаков - навсегда заняла свое место в сердцах зрителей. Судьбы актеров сложились по-разному. Несмотря на 30 ролей в кино, роль Жоры-барабанщика для ее исполнителя - артиста Николая Аверюшкина - осталась самой известной. Но актер относится к этому философски. Ведь он неисправимый оптимист.

- Николай, как получилось, что вы стали актером музыкального театра?

- Я поступал во все драматические училища, и мне везде отказали. В Щукинском даже сказали, что вообще близко не рекомендуют подходить к сцене. Поэтому, когда увидел объявление о наборе в музыкальное училище им. Октябрьской революции на отделение музыкальной комедии, я, естественно, туда побежал.

- Не жалеете, что именно там учились, а не в центральных театральных учебных заведениях?

- У каждого своя жизнь, наверно. Каждый должен пройти путь, который ему предопределен. Может быть, если бы я учился в другом месте, все сложилось бы иначе, но, с другой стороны, Шахназаров пришел именно в это училище и именно здесь он меня увидел. Пробуя меня на роль Жоры-барабанщика в фильме "Мы из джаза", Шахназаров спросил, умею ли я играть на барабанах. Естественно, я не умел, но смело ответил: "Да!" Главное ведь начать... Потом композитор фильма Анатолий Кролл сказал, что я самый музыкальный актер. Приятно...

- Какие впечатления остались от этого фильма? Это же ваша первая главная работа в кино?

- На съемочной площадке царила особая атмосфера. То есть сейчас я где-то снимаюсь, вроде бы все нормально, но нет ощущения какой-то основы, как было в той картине. Не знаю, как другие, а я чувствовал себя частью некоего целого.

- Вам довелось сниматься со многими знаменитыми артистами. Испытывали ли вы какой-то комплекс перед ними, робость?

- Моими партнерами были Щербаков, Брондуков, Куравлев, Евстигнеев в картине "Мы из джаза", Николай Крючков в фильме "Человек на полустанке"... Все они были очень просты и открыты в общении. Когда я снимался с Романом Поланским, тоже не чувствовал перед ним комплексов, но по другой причине: я тогда не знал толком, кто он такой. Потому что, если бы знал, конечно, зажался бы окончательно. А так Поланский и Поланский, небольшого росточка. Мы с ним довольно мило беседовали.

- С Романом Поланским вы играли в голливудской картине "Назад в СССР". Чем американский съемочный процесс отличается от нашего?

- Тем, что там не считают деньги.

- Американцы не считают деньги?

- О... В нашем фильме, например, снимаешься в одном дубле, втором, просишь третий. И вот ты уже враг народа, потому что расходуется пленка. Американцы же делают деньги на качестве, а не на экономии. Сейчас у нас стали вроде как-то к американцам приближаться, начали обед на съемочной площадке, комнату отдыха устраивать, а в то время, в начале 90-х, ничего этого не было. Так что у американцев есть чего хорошего позаимствовать. А вот актеры наши, конечно, лучше, более насыщенны, более духовны.

- Фильм "Мы из джаза" принес вам любовь зрителей. Есть ли какая-нибудь обида на судьбу, что дальнейшая актерская карьера не сложилась столь успешно? Не обидно ли, что у вас нет такой популярности, как, например, у Панкратова-Черного?

- Нет. Объясню, почему нет. Потому что я не собираюсь помирать завтра. Даже послезавтра тоже. А хорошее вино - это выдержанное вино. Я, наоборот, на себе сейчас замечаю, что ко мне больший интерес назревает. Всему свое время. И потом популярность - это временное явление. Для меня важнее оставить какой-то след в истории. Скажу откровенно, у меня был такой период, когда я испытывал дискомфорт от того, что приглашают не так часто и не на те роли, которые хотелось бы. У меня одна корреспондентка на 20-летие фильма как-то спрашивала, как же так получается, что такое яркое начало, а потом... Я ответил: "Но не ко мне же претензии".

- А актер может вообще кому-нибудь предъявлять претензии за свою судьбу, карьеру?

- Честно говоря, актерская карьера, судьба - самое неблагодарное, потому что актер постоянно ждет каких-нибудь предложения. Я бы, наверное, сравнил актера с девушкой, женщиной, которая постоянно ожидает, когда же на нее обратят внимание.

- Какие чувства вы испытываете в то время, когда не снимаетесь?

- Если бы я был только актером, наверное, это был бы один разговор. Но все дело в том, что я ведь актер-то ненастоящий, я больше, наверно, философ по жизни. Мне нравится, допустим, литература. Я сейчас пишу книги. Сочиняю стихи, пишу музыку. Мои песни звучат на радио. То есть в то время, когда нет съемок, я не нахожусь без дела. Мне нравится общественная деятельность.

- Какая взаимосвязь между судьбой человека и его собственными усилиями?

- Я верю в судьбу, но в то же время сторонник действий. Сторонник того, что, может быть, даже не получится, но я попробую. Лежать на диване и ждать - это фатализм.

- Для многих людей рубежом в жизни становятся проблемы со здоровьем. Я знаю, что в вашей жизни такой период имелся...

- У меня был неврит лицевого нерва. Это произошло во время, когда я руководил одним из первых кооперативных театров в стране и вот на этой почве получил нервное напряжение (смеется). И с этих пор, конечно, что-то напряглось.

- Как я понимаю, это отразилось на лице. Лицо - основной инструмент актера...

- Да, мой инструмент испорчен. Сразу была пара предложений с Мосфильма, которые, к сожалению, я уже выполнить не мог. Правда, тут позвонил режиссер Прошкин. Сказал, что с новым лицом я очень похож на один исторический персонаж и предложил роль главного редактора журнала "Под знаменем марксизма" Митина в фильме "Николай Вавилов". Потом приехали американцы. И я им говорю: "Вот у меня лицо..." А они отвечают, что им как раз такое лицо и нужно. И после этого я стал как-то отходить. Сейчас я отношусь к этому философски. Если уж мне как актеру руки опускать не надо, то, я считаю, человеку другой профессии, попавшему в аналогичную ситуацию, тем более. Вообще никому никогда и нигде нельзя опускать руки. Надо свой путь на земле пройти до конца.

- Насколько часто и посещают ли вас вообще мысли о возрасте?

- Булгаков в 41-42 года часто писал в своих письмах "...на склоне лет, я уже должен заниматься..." Он знал, видно, что его жизнь оборвется в 49 лет, поэтому у него склон лет. У меня сейчас в 49 лет только-только что-то начинает проклевываться, происходить. И, в принципе, я считаю, что у каждого возраста есть своя прелесть. Я могу начать учиться и в 80 лет. Получу от этого только удовольствие. Меня не будет смущать, что мне осталось жить недолго. У меня нет конца здесь. Я считаю, что за рубежом, за смертью, начнется другой этап.

- Чего не хватало в актерской профессии? Почему вы занялись депутатской деятельностью?

- Общественной деятельностью я занялся, скажем так, из-за слишком обостренного чувства справедливости. Я стал депутатом (Н.Аверюшкин - депутат района "Замоскворечье"), чтобы внести какую-то толику справедливости. Считаю, что кое-что сделал, хотя и микроскопически мало. Например, я помог получить квартиру одной женщине, которая имела полное право на нее, но почему-то ей не давали. Освободил деревья на улице Бахрушина от цемента. Пусть бы на таком уровне, но необходимо что-то пробовать менять. Я хотя бы перед собой буду чист.

- Что бы вы сами себе пожелали?

- Поменьше лени.

- Так. Столько было хороших слов, и вдруг оказалось, что вы

ленивы...

- Да, я считаю, что я иногда стараюсь мало.

- То есть вы максималист?

- К сожалению, у меня есть остатки максимализма, но я с ним борюсь.

- Надо ли бороться с максимализмом?

- Обязательно, потому что хорошо играется и на белых клавишах, и на черных. А если лишь на белых, мелодия будет только одного плана, лишь на черных - другого.

- Ну от себя же вы требуете по максимуму?

- В этом плане я максималист. И неисправимый оптимист.

Беседу вела Ольга УСТИНОВА.