Молодец, Патякина!
|
Ей мало равных не только в отечественной микрохирургии уха, но и в мировой сурдологии. Достаточно сказать, что при тимпанопластике ее руки даруют слух 95 проц. больных, а при стапедопластике и того больше - 97 проц. Но даже выполнив более 5 тыс. одних только микрохирургических операций, будучи профессором, заведующей клиническим сурдологическим отделением Московского НИИ уха, горла, носа МЗ РФ, заслуженным врачом России, Ольга ПАТЯКИНА-ФЕДОРОВА при вопросе, кем же мечтала стать в юности, вдруг преображается в девочку Олю и доверительно, с ностальгией произносит: "Я так хотела быть астрономом". Но звезды уготовили ей иной путь, что, впрочем, не мешало им выказывать свою благосклонность. Однако прежде всегда испытывали на прочность.
Она появилась на свет в большой крестьянской семье в оренбургском селе. Мать вышла замуж за вдовца с четырьмя детьми и родила еще двоих. Семья была хотя и бедная, но дружная, крепкая - никто не пил, не курил, работали с утра до вечера. Младшую Оленьку отец особенно любил: ласковая и в то же время самостоятельная, сноровистая и наделенная пытливым умом, она вызывала у него чувство гордости. Отец верил в нее. Именно из-за дочки родители переехали в районный центр Акбулак - чтобы дать ей образование. И Оля решила не откладывать: в пять лет сама пошла за знаниями ("Дома игрушек не было, а в школе так интересно!"). В конце концов учителя согласились - пускай, мол, ходит. Так и начала учиться. В старших классах преподаватель физики настолько захватывающе рассказывал о Вселенной, учил вглядываться в ночное небо, отыскивая созвездия, что она всерьез увлеклась астрономией, решив после школы ехать в Москву и поступать в МГУ. ...15-летняя выпускница 1941-го Ольга Патякина, имеющая лишь две четверки в аттестате, в Москву не поехала. Началась война. Подавая документы на физфак Оренбургского пединститута, она, искренне веря, что на будущий год фашисты будут разгромлены, осведомилась, сможет ли тогда забрать аттестат и поехать в Москву. Кто-то из приемной комиссии хихикнул над маленькой девчушкой. Она обиделась и... ушла со слезами на глазах. Как теперь возвращаться домой? Школьная подруга уговорила вместе поступать в эвакуированный в Чкаловск Харьковский мединститут. Ее взяли без экзаменов. Но вместо года она осталась в медицине навсегда. Ей все вдруг стало интересно, особенно биология. Это же целый космос! Несмотря на тяготы военного времени (нередко было и голодно, и холодно - в нетопленых аудиториях приходилось писать в варежках, на коленках, бумага вообще на вес золота!), посещала всевозможные научные кружки: невропатологии, инфекции, терапии, хирургии - хотелось все "пощупать". Она дневала и ночевала в институте, библиотечных книг уже не хватало. В Оренбурге, где проходила ординатуру, многие кафедры звали к себе, но ее все же тянуло в оториноларингологию. По большей части в этом были "виноваты" великолепные специалисты профессор Андрей Ануфриевич Шульга и доцент Григорий Михайлович Перегуд - они могли увлечь кого угодно. Ольга теребила их расспросами, ловила каждое слово, да и у самой на практических занятиях все в руках спорилось. Даже стала ассистировать Шульге на операциях. В Оренбурге она снимала комнату у врача Радченко - своего спасителя. Это к нему родители, достав лошадь, привезли на санях из Акбулака умирающую от дифтерии 4-летнюю Олю. Она помнит лишь, как по дороге с ноги слетел валенок, как в комнате стоявший рядом с доктором мужчина шепнул по-украински: "Она же умрэ - до утра не доживэ". Врач все же ввел вакцину. Утром послышался вдруг слабенький голосок: "Мама, воды хочу, воды". Девочка выжила. И вот теперь они становились коллегами, она тоже училась спасать людей. По окончании ординатуры профессор Шульга умолял Ольгу остаться ("Ты же можешь заведовать ЛОР-отделением!"), но она поехала в Москву - поступать в аспирантуру 1-го медицинского института. Сдав все на "отлично" (экзаменаторы по специальности были удивлены ее эрудицией и умениям), вернулась в Оренбург ждать вызова. А его все нет и нет (она не знала, что ее место уже занято чьим-то протеже). Перегуд надоумил написать письмо в Минздрав - "хочу только на кафедру отоларингологии". Пришел ответ, что такой аспирантуры в этом году нет. Ольга опять пишет, что есть аспирантское место на подобной кафедре в Ленинграде. Снова отказ. Но, видимо, юный ученый Патякина так всех в министерстве достала, что ей предложили поехать в 3-й медицинский институт, который в ту пору переехал в Рязань. Туда ее сразу зачислили, но попала Ольга, мягко говоря, не по адресу: кафедру отоларингологии возглавлял профессор, чьи знания были чуть выше фельдшерских. Зачастую он не мог даже довести до конца операцию. Начнет студентам тонзиллэктомию показывать, и обязательно что-нибудь с петлей случится, или так травмирует ткани, что кому-нибудь за него приходится завершать операцию. Многие над ним посмеивались. А Патякиной предложил делать на крысах и кроликах экспериментальные работы по сосцевидному отростку, хотя любому студенту известно, что подобные пневматические системы, схожие с человеческой, есть только у лошадей и обезьян. Стало понятно, что никакой диссертации в Рязани не написать. И начала Ольга ездить в Москву, как на работу: почти каждую неделю садилась в рейсовый автобус и катила в Минздрав в отдел науки. Уже при выходе из метро ее бросало в дрожь, но желание учиться пересиливало страх, и она переступала порог министерства. А отвечавшая за науку чиновница всякий раз была занята. Наконец, в один из приездов приняла Ольгу. В кабинете рядом с ней сидел какой-то мужчина. Чиновница, будучи в курсе, спросила: - Ну что вы, Патякина, хотите? Чем вас не устраивает этот профессор? И почему прежде не обратились в деканат, ректорат? - Мне сказали, что только вы можете решить вопрос. Я же не хочу, чтобы профессора увольняли - просто переведите меня в Москву. Тогда начальница познакомила Ольгу с сидевшим рядом мужчиной - им оказался... ректор 3-го мединститута. Всю обратную дорогу она проревела. Рязань тоже встретила дождем. Заплаканная, бродила вдоль Оки, хотелось броситься с обрыва. Потом вдруг вспомнила маму, ноги почему-то привели к церкви, она спряталась от промозглости под навесом. Подошла старушка, и Ольга все ей поведала. Та посоветовала поставить свечку Николаю Угоднику и помолиться. Как могла, помолилась, и стало спокойнее. А на другой день вызвали в деканат и попросили написать заявление с просьбой направить в одну из московских аспирантур. Через два дня пришел вызов из медицинского стоматологического института. Так она оказалась у профессора Василия Кузьмича Трутнева, тогдашнего директора МНИИ уха, горла, носа. Трутнев поначалу отнесся к Ольге плохо (тот самый профессор из Рязани как бы между прочим заезжал к нему с гостинцем и сказал - опять же, между прочим, - какой кляузный у аспирантки характер). Трутнев дал ей, прямо скажем, не лучшую тему - "Хронический тонзиллит и исследование неспецифических ингредиентов в крови", но Ольга все делала дотошно. А ведь у нее уже была семья - вскоре на свет появился сынишка (хорошо, что мама помогла вынянчить), нужно еще и к мужу, служившему тогда военным врачом в Германии, в отпуск поехать. А профессор был к ней втрое, вчетверо строже, обращаясь то и дело во время обхода: "Аспирант Патякина, что у этого больного, что бы вы ему предложили?". Ее толковые ответы нравились ученому. Вскоре исчезла неприязнь, Ольга начала ему помогать оперировать. Он заставлял ее почти каждое утро ходить в морг и на трупах оттачивать хирургические приемы. А когда у Василия Кузьмича после инсульта отнялась рука, она в прямом и переносном смысле стала его правой рукой - помогала осматривать, лечить "профессорских" больных. Он гордился своей ученицей и после защиты кандидатской тут же пригласил в МНИИ уха, горла, носа - сначала младшим, а затем и старшим научным сотрудником. Жизнь понемногу входила в нормальную колею. Мужа перевели в Москву. Хоть и приходилось им болтаться по разным квартиркам, но семья оказалась вместе, была любимая работа. Пациенты с уважением величали ее "Ольга Кирилловна", а дома маму на разные голоса теребили первенец Юра, дочка Оксана, а позже и третий - Максим. Ко времени прихода профессора Н. Преображенского на должность заместителя директора в институте уже разрослось целое направление по хирургии стремечка. Николай Александрович организовал небольшое сурдологическое отделение и как-то вызвал к себе Ольгу Кирилловну: - Оля, хочешь быть микрохирургом? - Вы же знаете - я люблю большие операции. - А давай-ка садись за докторскую! - Зачем еще? Мне бы только оперировать и оперировать. - Ну хоть напиши список своих научных работ. На следующий день, получив список почти из 20 статей, сказал: - Ну а теперь, коли нет желания писать диссертацию, составь просто обзор, что делается в мире по микрохирургии уха. ...В отпуск в Гагру Ольга Кирилловна поехала с большим чемоданом всяких бумаг. По возвращении обзор уже лежал на столе Преображенского. На другой день на титульном листе было выведено: "Молодец, Патякина!" Так он втянул ее и в микрохирургию уха, и в написание докторской. Как обычно, Ольга Кирилловна ушла в новое дело с головой. Стало понятно, что одними иголочками в микрохирургии не обойтись. Сколько внедрила новых методик, инструментов - разных шайберов, лопаточек, крючков, кусачек, - и сама уж не помнит. Нашла мастера - "левшу" из Бердянска, изготовлявшего по ее просьбе эти необычные "миниатюры", которыми можно и дырочку просверлить, и кость деликатно срезать, и сухожилие пересечь, и точно измерить длину протеза. Просто удивительно, сколько вдруг появилось друзей, помощников. Благодаря им каждый раздел диссертации был несколько раз перепроверен дотошной Патякиной. В конце 1967 г. ее докторская "Сравнительная оценка результатов стапедопластики при отосклерозе" была защищена буквально "на ура". Уже через год ей предложили возглавить в институте клиническое сурдологическое отделение. Работы - вот уж точно - по уши. Очередь на операции расписана на 2-3 года вперед. А еще конференции, симпозиумы, поиск новых методов лечения, научное руководство аспирантами. Она подготовила более 35 кандидатов медицинских наук. А чтобы воспитать одного хорошего хирурга, передать свой опыт, требуется не менее семи лет. Как учит? Сначала показывает сама. Когда видит, что можно доверить оперировать, - благословляет. Если ученик побаивается переходить к следующему этапу, она тут же спешит на зов. Так, осваивая шаг за шагом все этапы методики, что буквально передается из рук в руки, молодой хирург все меньше нуждается в помощи наставника. А еще никогда нельзя входить в операционную "на взводе" - все плохие мысли надо вытряхнуть, оставив за порогом. Сама же Ольга Кирилловна прежде присядет, сделает вдох-выдох, посмотрит на небо, затем попросит помощи у святого Пантелеймона, покровителя болящих и врачующих - вот уже и настроилась. К тому же пациенты бывают разные: есть очень требовательные, агрессивные,- таких она не любит и про себя лишь повторяет: "Патякина, успокойся, расслабься!" С другими, напротив, разговаривает, даже песни им с сестричкой поет, чтобы у пациента спало напряжение. Вообще микрохирург - профессия штучная, и многое тут зависит от рук: они должны быть пластичными, чуткими, податливыми - все концентрируется на кончиках пальцев, - и в то же время уверенными, дабы не навредить больному неосторожным движением. Такие руки, как правило, бывают у людей с доброй душой, которые и к пациентам относятся с любовью. А это для Патякиной главное. Как и то, что врач прежде всего сам должен быть здоровым. Ведь микрохирургу-сурдологу приходится часами сидеть в напряжении за микроскопом, и очень важно уметь сохранять работоспособность, не утомляться. Бывает, на выезде в ту или иную область приходится за день делать 6-7 операций. Таких врачей она и собирает вокруг себя - неспроста в отделении царит атмосфера партнерства, а не чинопочитания. Да и как ощутить себя начальником в малюсеньком кабинете, куда каждый может заглянуть в свободную минутку, чтобы выпить чашечку кофе, спросить совета или просто поговорить "за жизнь". Впрочем, по признанию самой Ольги Кирилловны, она может и "рявкнуть", если кто-либо злоупотребил ее доверием. Но это редкость - коллектив по большей части надежный. С такими коллегами, как В. Никитина, Р. Антонян, Е. Гаров, О. Федорова, А. Шеремет, О. Голубовский, Н. Федорина, дочь Оксана, что пошла по стопам матери, - всех не перечесть, можно преодолеть любые преграды, двигая науку вперед. "Фирменных штучек" у них достаточно. Так, начиная с 1976 г. здесь впервые в мире стали использовать при хирургии стремечка протез не из керамики, а из хрящика, который берется из ушной раковины пациента. Это не только существенно удешевляет операцию, но главное - смоделированное из хрящика стремечко гораздо устойчивее (не рассасывается) и в то же время пластичнее, физиологичнее. Впрочем, и для керамических, тефлоновых протезов Патякина придумала не один вариант усовершенствований - разные подставочки, углубления, обкладки, помогающие лучше сохранять функцию среднего уха, а также предотвращать ухудшение питания, некроз той же наковальни. Лет десять назад в отделении сурдологии была разработана еще одна уникальная методика - лазеродеструкция вестибулярного рецептора при болезни Меньера, а также при фистулах, обусловленных холистотомой. После "вышибания" определенным способом рецептора у больных проходят изнуряющие приступы головокружения, более того, на 5-10 лет тормозится переход патологического процесса на другое ухо и его поражение. Благодаря этой методике уже вылечено 103 человека. Но и по сей день операция выполняется в мире только здесь, у Патякиной. Но все достижения, осуществленные часто на голом энтузиазме, не могут перекрыть боли Ольги Кирилловны за положение отечественной сурдологии: - В теоретическом плане мы сильно отстали от Запада и будем долго догонять, если сохранится такое отношение к науке. Мало того, что отняли собственный корпус, так еще лишили лаборатории, а для исследователя это смерти подобно. Катастрофически не хватает микроскопов, нужны живые культуры, реактивы. Единственная отрада - у нас пока достаточно молодых ученых, способных заняться поисками нового. Но если их финансово не поддерживать, не вкладывать в них деньги, люди могут разбежаться, уехать на Запад - они же не просто практики, но еще и экспериментаторы. Болит душа и за пациентов. Она категорически против того, чтобы оперировать больного сразу по поступлении - он еще взволнован, и возможно сильное кровотечение: - Ну дайте хотя бы два дня на адаптацию. Надо жалеть человека, а не койко-место. И, не дожидаясь милости от власть предержащих, Патякина с коллегами, как может, пытается поддерживать свою отрасль. Вот затеяли выпуск реферативного журнала по сурдологии (по аналогии с зачахшим "МРЖ"), чтобы и столичные специалисты, и ученые в регионах были в курсе всех последних мировых достижений в этой области медицины. А переводить статьи зарубежных коллег будут, естественно, сами - бесплатно. Они не рассчитывают ни на какие доходы - хорошо, если покроют расходы. Лишь бы только был востребован журнал, лишь бы только сохранить приоритеты отечественной сурдологии. Порой кажется, что для нее не существует преград. Все преодолимо, кроме душевной глухоты - тут медицина бессильна. Валерия СВАЛЬНОВА. |